О завершении философии

Во время занятий в Школе МарксистPRO¹ прозвучал вопрос:

«Энгельс говорил, что философия умерла и от нее осталась только логика диалектическая и формальная.

И дальше дело за науками, которые бы использовали диалектику.

Почему тогда в СССР диамат назывался философией?».

Вопрос на самом деле не праздный. При нынешнем бардаке в обществознании вообще, и в марксизме в частности, есть множество попыток свести диалектический материализм к логике и методу, т. е. выбросить из этого словосочетания материализм. И речь идет не только об официальном мировоззрении, но и о подходах к теории, встречающихся в молодежных марксистских кружках.

Например, некоторые кружки берут для изучения философии учебник Семенова. Давайте посмотрим, каким образом Юрий Семенов подбирается к предмету философии и как кастрирует его.

«<…>есть ли у философии такой объект исследования, который изучает только она и никакая другая наука?»²

В такой постановке вопроса — уже определенная уловка. Например, атомы изучает и физика, и химия; экономику — и политэкономия, и экономическая теория, и социология экономики; человека — и психология, и физиология, и медицина. И это не мешает каждой из этих наук находить в общем объекте различные предметы.

Далее трюк продолжается. Семенов подтверждает, что, несмотря на то, что такой объект у философии есть, бывают случаи, когда объекты наук пересекаются. Путающая псевдообъективность изложения, когда мысль долго вращается, но неизбежно приводит к «нужному выводу», вполне характерна для теоретического вранья. И вот он необходимый вывод:
«<…> нужна особая наука, которая занималась бы поисками истины о самой истине. Именно этой наукой и является философия».³

И наконец — завершение фокуса. Поговорив о когнитивных науках, т. е. об отрасли знания претендующей на изучение познания, Семенов снова агрессивно утверждает:

«Суть человеческого познания заключается в постижении истины. Философия как раз и занимается исследованием этой сущности. Она изучает познание как процесс постижения истины. И она — единственная наука, которая этим занимается. Ни одна из перечисленных конкретных когнитивных наук природу истины не изучает и не может изучать. Философия была, остается и всегда будет единственной теорией познания истины».⁴

Т.е., только что указав на возможность нескольких наук для одного объекта, Семенов тут же начинает борьбу за освобождение особого места для философии.

Вывод об истине как предмете философии подкрепляется у Семенова списком высказываний философов, авторитетных для марксистов, от Аристотеля до Иосифа Дицгена и раннего Маркса. Не найдя опоры у классического Маркса, он ссылается на вторичный источник, на переводчика А.Водена, который беседовал с Энгельсом, и написал, что Энгельс высказывался о философии как науке о мышлении.⁵

Я задержался на учебнике Семенова для того, чтобы показать, как бывшие марксисты узаконили идеалистический переворот в философии начатый еще в 70-е годы прошлого века, как в результате из диалектического материализма были насильственно выброшены основание и практика, и оставлена только наука о познании — гносеология. Путь для возрождения гегельянства оказался расчищен, и околомарксистская философия начала обратный кувырок с ног на голову. Но для многих голов здесь кое-что кажется правильным, так как, если понимать диалектику исключительно как метод и логику, то для них и Семенов прав.

Но сам Энгельс понимал под диалектикой нечто более широкое, чем только учение о мышлении:

«Диалектика — это наука о взаимодействии и всеобщей связи».⁶

То есть Энгельс передает диалектическому материализму объект и предмет всей философии, с той оговоркой, что «место действительной связи, которую следует обнаруживать в событиях, <раньше> занимала связь, измышленная философами».⁷

Если же мы обратимся к Марксу, то увидим, что и он далек от сужения философии до гносеологии. Он пишет:

«Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».⁸

И в данном случае Маркс понимает свою задачу как практическую, т.е много шире логики.

Рассмотрим высказывание Энгельса, из-за которого возник вопрос участника нашей школы. Тем более, что это высказывание с небольшими изменениями повторено трижды: в «Развитии социализма от утопии к науке»,⁹ «Анти-Дюринге»¹⁰ и в статье «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии»¹¹, что говорит о важности этой мысли для самого Энгельса. Высказывание в наиболее полной и первоначальной версии — такое:

«В обоих случаях современный материализм является по существу диалектическим и не нуждается больше в стоящей над прочими науками философии. Как только перед каждой отдельной наукой ставится требование выяснить свое место во всеобщей связи вещей и знаний о вещах, какая-либо особая наука об этой всеобщей связи становится излишней. И тогда из всей прежней философии самостоятельное существование сохраняет еще учение о мышлении и его законах — формальная логика и диалектика. Все остальное входит в положительную науку о природе и истории».¹²

И тут я бы на секунду противопоставил взгляд Энгельса взгляду Маркса, который он раскрывает в интервью корреспонденту «The World».

Корреспондент спрашивает Маркса о позитивистах. Маркс отвечает однозначно:

«Однако это отнюдь не заслуга их философии, которая не имеет ничего общего с идеей народной власти, как мы ее понимаем; эта философия стремится лишь заменить старую иерархию новой».

Корреспондент спрашивает тогда, не должны ли вожди интернационального движения выработать свою собственную философию. И Маркс отвечает:

«Совершенно верно».¹³

Между тем, разногласия между Марксом и Энгельсом о философии не существует. Возьмем, например, одно из важнейших произведений Маркса «Нищету философии» и увидим сколь яростно он издевается над современной ему философией и философами, противопоставляя им конкретную экономическую науку.¹⁴

Т.е. речь идет о гибели прежней, старой философии и о возникновении новой. Частичную подсказку мы находим в названии статьи «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии». Т.е. речь идет о конце немецкой классической философии, которая была при этом вершиной всей философии. Рассмотрим статью подробнее.

Замечание первое:

«Гегель вынужден был строить систему, а философская система, по установившемуся порядку, должна была завершиться абсолютной истиной того или иного рода».¹⁵

До Гегеля все крупные философы строили системы. Сколько философов, столько и систем. И хотя была некоторая историческая передача идей от одной головы к другой голове — спекулятивное мышление никогда не было последовательным, развивающимся как наука, т. е. отсутствовали тенденция и единство. Это всегда определенная картина мира, построенная в определенной голове, именная философия, которая в такой форме сродни литературе, а не науке.

Замечание второе.

Вся прежняя философия, включая материализм, строилась вокруг идей и мышления. И поэтому даже слово материализм казалось в ее языке чем-то неприличным. И только после Фейербаха содержание «чистого мышления» стало невыносимым.¹⁶ Однако даже и сам Фейербах боялся употребить слово материализм.

«Он не может преодолеть обычного философского предрассудка, предрассудка не против самого существа дела, а против слова «материализм»».¹⁷

Замечание третье.

Был разрыв между науками, которые изучали отдельные вещи в их статическом положении и философией, которая пыталась показать связи между ними. И если вещи описывались как они есть, то связи получались надуманными, взятыми из головы, измышленными философами.¹⁸ Этот разрыв преодолен, потому что науки сами научились определять связи между вещами и между различными формами движения материи. И поэтому в XIX веке сложилось новая форма теоретического мировоззрения, которую можно назвать научной. С момента появления научного мировоззрения спекулятивная философия умерла. Факт ее смерти зафиксирован в разбираемой фразе Энгельса.

Но что вместо нее?

«И только в среде рабочего класса продолжает теперь жить, не зачахнув, немецкий интерес к теории. Здесь уже его ничем не вытравишь. Здесь нет никаких соображений о карьере, о наживе и о милостивом покровительстве сверху. Напротив, чем смелее и решительнее выступает наука, тем более приходит она в соответствие с интересами и стремлениями рабочих. Найдя в истории развития труда ключ к пониманию всей истории общества, новое направление с самого начала обращалось преимущественно к рабочему классу и встретило с его стороны такое сочувствие, какого оно не искало и не ожидало со стороны официальной науки. Немецкое рабочее движение является наследником немецкой классической философии».¹⁹

Умерла и не умерла. Рассмотрим как это понимать. К счастью, по этому поводу у нас есть точный ответ самого Энгельса. Уж прошу простить за столь обильное цитирование, но там где можно не открывать колесо заново, мы и не делаем этого.

«Современный материализм — отрицание отрицания — представляет собой не простое восстановление старого материализма, ибо к непреходящим основам последнего он присоединяет еще все идейное содержание двухтысячелетнего развития философии и естествознания, как и самой этой двухтысячелетней истории. Это вообще уже больше не философия, а просто мировоззрение, которое должно найти себе подтверждение и проявить себя не в некоей особой науке наук, а в реальных науках. Философия, таким образом, здесь «снята», т.е. «одновременно преодолена и сохранена», преодолена по форме, сохранена по своему действительному содержанию».²⁰

Мы понимаем, исходя из сказанного, что на место философии с точки зрения Маркса и Энгельса становится вся наука, в ряду которой появилась и новая теория — научный социализм. Если мы вспомним ленинское представление о научном социализме (марксизме), то поймем, что его три источника — утопический социализм, английская политэкономия и немецкая классическая философия — одновременно являются его составными частями.²¹ И это важнейший момент не до конца понятый современниками — философия утрачивает свою самостоятельность, как и прочие науки, и вливается в содержимое научного знания, составляя его метод и его обобщение.

Однако и через век это слияние не состоялось. Его возможность была отброшена далеко назад гибелью СССР. И сразу после этой гибели философы снова бросились искать для себя собственную идеалистическую нишу вне научного знания, что и читается в учебнике Семенова.

Здесь дело, конечно, не только в злом умысле профессиональных философов, стремящихся сохранить свою кафедру, но и в том, что сторонники диалектического материализма еще не закончили свою борьбу. А после смерти Энгельса эта борьба была расширена буржуазными теоретиками, вовлекая материалистов в затяжную и тяжелую дискуссию.

Возможность этой дискуссии предполагается и самими классиками. Например, Энгельс писал:

«Когда естествознание научится усваивать результаты, достигнутые развитием философии в течение двух с половиной тысячелетий, оно именно благодаря этому избавится, с одной стороны, от всякой особой, вне его и над ним стоящей натурфилософии, с другой — от своего собственного, унаследованного от английского эмпиризма, ограниченного метода мышления».²²

Естествознание, а тем более обществознание, это не особое существо, не странная вещь в себе, оно имеет на одной стороне знание, а на другой — развивающих это знание ученых. Знание объективно, и взаимосвязано с нуждами развития хозяйства, общества, организации, поэтому оно, где быстрее, где медленнее, а все-таки пробивает себе дорогу. Каждый отдельный ученый субъективен, и в силу своей субъективности выстраивает свою персональную философию. Но это на поверхности, на самом деле ученые, как сообщество, как организации, как члены человеческого общества также зависят от объективных общественных законов. Т.е. мировоззрение ученых в классовом обществе — классовое. И в этом проблема сегодняшнего дня.

Этот факт потребовал от последователей Маркса изучать философию, участвовать в философской полемике. И история полемики заняла еще один век. О ней мы поговорим в другой статье.

Таким образом, марксизм раскрыл и показал предпосылки превращения философии в научное мировоззрение, однако практическое осуществление этих предпосылок занимает целую эпоху социалистических революций с их торжеством и поражениями. И поэтому нужда в марксистах философах пока существует.

Э.Нигмати